РОЛИ СЛОВ
Слова, как и люди, могут играть разные роли. Смешение ролей одного и того же слова может оказаться причиной его неясности и непонимания.
- Знаешь, - говорит один мальчик другому, - я умею говорить по-китайски, по-японски и по-арабски.
- Не может быть.
- Если не веришь, давай поспорим.
- Давай поспорим. Ну, начинай говорить по-китайски.
- Пожалуйста: “по-китайски”, “по-китайски”, “по-китайски”... Хватит?
- Ничего не понимаю.
- Еще бы, я ведь говорю “по-китайски”. Если хочешь, еще скажу: “по-китайски”, “по-китайски”... Какой ты непонятливый. Мы ведь поспорили о том, что я сумею говорить “по-китайски”, вот я и говорю: “по-китайски”, “по-китайски”... А ты проиграл спор. Если хочешь, я буду говорить “по-арабски”...
Здесь, несомненно, подвох, но в чем именно он состоит? Еще один пример этого же рода, может быть, прояснит ситуацию.
- Незачем учить все части речи, - говорит ученик. - Вполне достаточно знать только имена существительные. Других частей речи просто нет.
- А глагол, а наречие?
- Глагол - это существительное, наречие - тоже.
- Если так рассуждать, то и прилагательное, и местоимение - имена существительные?
- Конечно, и они существительные.
В чем ошибка этого “доказательства”? Она в смешении разных ролей слова “существительное”.
Одно и то же слово может выполнять в речи две разные роли, или функции. Во-первых, оно может обозначать отдельный предмет соответствующего класса. Это -обычная роль слова. Например, в высказывании “Ко мне подошел неизвестный человек” слово “человек” означает какого-то конкретного человека.
Во-вторых, слово может обозначать себя, т. е. использоваться в качестве своего же собственного имени. Примерами могут служить такие утверждения, как: “Человек начинается с согласной буквы”, “Человек состоит из трех слогов”, “Человек -существительное с неправильным множественным числом”. Это так называемая материальная роль слова. Именно эта роль предполагается загадкой: “Какое слово всегда пишется неправильно?” Ответ: “неправильно”.
Употребление одного и того же слова в качестве собственного имени для самого себя, и в качестве общего имени для каких-то объектов обычно не ведет к недоразумениям.
Однако в двух приведенных примерах это не так. В первом один из мальчиков использует слово “по-китайски” в его материальной роли, т. е. как имя этого же самого слова. Он обещает произносить слово, обозначаемое данным именем и совпадающее с ним. Второй мальчик имеет в виду обычную роль слова “по-китайски” и ожидает разговора на китайском языке.
Кто из них прав в затеянном споре? Очевидно, ни один. Спор просто неразрешим. Спорившие говорили о разных вещах: один - о своей способности повторять без конца слово “по-китайски”, а другой - о разговоре на китайском языке.
Несколько иначе обстоит дело с доказательством того, что любая часть речи - это существительное, хотя ошибка здесь та же самая. Слова “глагол”, “наречие”, “прилагательное”, “местоимение” употребляются в качестве своих имен и являются, конечно, именами существительными. Но для доказательства требуется, чтобы слово, скажем, “глагол” использовалось в своей обычной роли и обозначало глаголы, а не само себя. В доказательстве допущена, таким образом, ошибка. Она опирается на двусмысленность слов “глагол”, “наречие”, “прилагательное” и т. д., обозначающих и самих себя и соответствующие части речи.
Вот эпизод из воспоминаний С. Ермолинского “Михаил Булгаков. Из записок разных лет”. М. Булгаков, развлекая заболевшего И. Ильфа, рассказывает ему в лицах комичный случай - свое знакомство в посольстве:
“Любезный советник из Наркоминдела представил меня некоему краснощекому немцу и исчез. Немец, приятнейше улыбаясь, сказал:
Вопрос был, как говорится, ни к селу ни к городу, но немец говорил по-русски, и это упрощало дело
.Я с некоторой тревогой взглянул на немца.
- Потом по Военно-Грузинской дороге мы приехали в Орджоникидзе, раньше он назывался Владикавказ.
- А потом?
Въедливая назойливость немца решительно мне не нравилась, я оглядывался с беспокойством.
- А потом? - с той же интонацией повторил немец.
- Потом... вот... я в Москве и никуда не собираюсь.
- А потом? - продолжал немец. Но тут, к счастью, промелькнул советник из Наркоминдела, я не дал ему улизнуть и схватил его под локоть.
- Послушайте! - начал я возмущенно.
-А,-вскричал наркоминделец.-Я совсем забыл! Он ни черта не знает по-русски кроме двух-трех слов. Плюньте на него! - И потащил меня от немца, который стоял по-прежнему нежнейше улыбаясь, с застывшим вопросом на губах:
- А потом?
Ильф слушал с коротким смешком, неотрывно следя за рассказчиком, а затем перестал смеяться, опустил голову и произнес, хмуро повторяя интонацию немца, как только что это делал Булгаков:
Булгаков комически развел руками:
- О чем вы говорите, Ильф? Вы же умный человек и понимаете, что рано или поздно все станет на свои места”.
В этом эпизоде немец, знавший всего несколько слов по-русски, конечно же не понимал того, что ему отвечал Булгаков. Создавалась видимость оживленного диалога, хотя на самом деле собеседники не понимали друг друга. Оборот “А потом?” употреблялся немцем почти что в материальной роли, как имя самого себя, не более. В устах же Ильфа этот оборот приобрел совершенно иной смысл, обеспокоивший Булгакова.
Чтобы избежать двусмысленностей и непонимания, связанных с путаницей между обычной н материальной ролями слов, как правило используются либо дополнительные слова в формулировке утверждения, либо кавычки, либо курсив.