Одной из типичных форм постановки проблем в древности был софизм.

Но софизмы использовались и теперь продолжают использоваться также для другой цели - для тонкого, завуалированного обмана. В этом случае они выступают в роли особого приема интеллектуального мошенничества, попытки выдать ложь за истину и тем самым ввести в заблуждение.

В энциклопедиях и словарях софизм определяется как умозаключение или рассуждение, обосновывающее какую-нибудь заведомую нелепость, абсурд или парадоксальное утверждение, противоречащее общепринятым представлениям.

Хорошим примером софизма является ставший знаменитым еще в древности софизм “Рогатый”. С его помощью можно уверить каждого человека, что он рогат: “Что ты не терял, то имеешь; рога ты не терял; значит, у тебя рога”.

Софизмы являются логически неправильными рассуждениями, выдаваемыми за правильные и доказательные.

Само собой разумеется, что убедить человека в том, что у него есть рога, можно только посредством обмана или злоупотребления доверием. А это и есть мошенничество. Отсюда “софист” в одиозном, дурном значении - это человек, готовый с помощью любых, в том числе и недозволенных, приемов отстаивать свои утверждения, не считаясь с тем, истинны они на самом деле или нет.

Чем обусловлена кажущаяся убедительность многих софизмов, иллюзия их “логичности” и “доказательности”? Она связана с хорошо замаскированной ошибкой, с нарушением правил языка или логики. Софизм - это обман. Но обман тонкий и закамуфлированный, так что его не сразу и не каждому удается раскрыть.

Неустанно ночи длинной

Сказка черная лилась,

И багровый над долиной

Загорелся поздно глаз. (И. Анненский)

Многие обычные слова и обороты многозначны. Например, слово “земля” имеет, как отмечается в словаре современного русского языка, восемь значений, и среди них: “суша”, “почва”, “реальная действительность”, “страна”, “территория”... У прилагательного “новый” - тоже восемь значений, среди которых и “современный”, и “следующий”, и “незнакомый”... В языке есть омонимы - одинаково звучащие, но разные по значению слова (коса из волос, коса как орудие для косьбы и коса как узкая отмель, вдающаяся в воду).

Говоря о мнимой убедительности софизмов, древнеримский философ Сенека сравнивал их с искусством фокусников: мы не можем сказать, как совершаются их манипуляции, хотя твердо знаем, что все делается совсем не так, как это нам кажется.

ПРЕОДОЛЕНИЕ СОФИЗМОВ

Ф. Бэкон сравнивал того, кто прибегает к софизмам, с лисой, которая хорошо петляет, а того, кто раскрывает софизмы, - с гончей, умеющей распутывать следы.

Чтобы успешно справляться с софизмами, встречающимися в процессе дискуссии или спора, надо хорошо знать обсуждаемый предмет и обладать определенными навыками логического анализа рассуждений, уметь подмечать допускаемые оппонентом логические ошибки и убедительно раскрывать несостоятельность его аргументации.

Рассмотрим несколько типичных софизмов и на конкретных примерах покажем те обычные нарушения требований логики, которые лежат в их основе.

В одном из своих диалогов Платон описывает, как два древних софиста запутывают простодушного человека по имени Ктесипп.

- Скажи-ка, есть ли у тебя собака?

- И очень злая, - отвечает Ктесипп.

- Да, тоже злые.

- А их отец, конечно, собака же?

- Я даже видел, как он занимается с самкой.

- И этот отец тоже твой?

- Конечно.

- Значит, ты утверждаешь, что твой отец-собака и ты - брат щенят!

Смешно, если и не Ктесиппу, то всем окружающим, ведь такие беседы обычно происходили при большом стечении народа.

Какая же допущена ошибка, поставившая в тупик Ктесиппа?

Здесь заключение не вытекает из принятых посылок. Чтобы убедиться в этом, достаточно слегка переформулировать посылки, не меняя их содержания: “Этот пес

принадлежит тебе; он является отцом”. Что можно вывести из этой информации? Только высказывание “Этот пес принадлежит тебе и он является отцом”, но никак не “Он твой отец”.

Обычная для разговорного языка сокращенная форма выражения заводит в тупик и в следующем рассуждении.

- Скажи, - обращается софист к молодому любителю споров, может одна и та же вещь иметь какое-то свойство и не иметь его?

- Очевидно, нет.

- Посмотрим. Мед сладкий?

- Да.

- И желтый тоже?

- Да, мед сладкий и желтый. Но что из этого?

- Значит, мед сладкий и желтый одновременно. Но желтый это сладкий или нет?

- Конечно, нет. Желтый - это желтый, а не сладкий.

- Значит, желтый - это не сладкий?

- Конечно.

- О меде ты сказал, что он сладкий и желтый, а потом согласился, что желтый не значит сладкий, и потому как бы сказал, что мед является и сладким, и несладким одновременно. А ведь вначале ты твердо говорил, что ни одна вещь не может и обладать, и не обладать каким-то свойством.

Конечно, софисту не удалось доказать, что мед имеет противоречащие друг другу свойства, являясь сладким и несладким вместе. Подобные утверждения не совместимы с логическим законом противоречия, и их вообще невозможно доказать. Но за счет чего создается все-таки видимость убедительности данного рассуждения?

Она связана с подменой софистом выражения “Быть желтым не значит быть сладким” выражением “Быть желтым значит не быть сладким”. Но это совершенно разные выражения. Верно, что желтое не обязательно является сладким, но неверно, что желтое - непременно несладкое. Подмена происходит почти незаметно, когда рассуждение протекает в сокращенной форме. Но стоит развернуть сокращенное “желтый - это несладкий”, как эта подмена становится явной.

В софизме “рогатый” обыгрывается двусмысленность выражения “то, что не терял”. Иногда оно означает “то, что имел и не потерял”, а иногда просто “то, что не потерял, независимо от того, имел или нет”... Можно, например, спросить человека: “Не вы ли потеряли зонтик?”, не зная заранее, был у него зонтик или нет. В посылке “Что ты не терял, то имеешь” оборот “то, что ты не терял” должен означать “то, что ты имел и не потерял”, иначе эта посылка окажется ложной. Но во второй посылке это значение уже не проходит: высказывание “Рога - это то, что ты имел и не потерял” является ложным.

Вот еще несколько софизмов для самостоятельной тренировки:

Сидящий встал; кто встал, тот стоит; значит, сидящий стоит”.

“Но когда говорят: “камни, бревна, железо”, то ведь это - молчащие, а говорят!”

“2 и 3 - четное и нечетное числа; поскольку 2 и 3 в сумме дают 5, то 5 - это четное и одновременно нечетное число; значит, 5- внутренне противоречивое число”.

“- Знаете ли вы, о чем я сейчас хочу вас спросить?” - “Нет”. - “Неужели вы не знаете, что лгать - нехорошо?” - “Конечно, знаю...” - “Но именно об этом я и собирался вас спросить, а вы ответили, что не знаете; выходит, что вы знаете то, чего вы не знате”.

Пожалуй, достаточно о софизмах как приемах интеллектуального мошенничества.

СОФИЗМЫ КАК ПРОБЛЕМЫ

Употребление софизмов с цельо обмана заставляет относиться к ним с осуждением. Неприязнь с софистике как систематическому использованию мошеннических приемов велика и вполне оправданна. Но эта неприязнь не должна заслонять тот факт, что софизмы могут играть и другую роль.

Софизмы древних нередко использовались с намерением ввести в заблуждение. Но они имели и другую, гораздо более интересную сторону.

Когда эти софизмы были впервые сформулированы, о правилах логики еще ничего не было известно. Сама возможность существования логики как науки о правильном рассуждении даже не предполагалась. Говорить в такой ситуации об умышленном нарушении данных правил можно только с натяжкой.

Широкую распространенность софизмов в Древней Греции можно понять, если предположить, что они выражали дух своего времени и являлись одной из особенностей античного стиля мышления. В древности софизмы были прежде всего своеобразцой формой осознания и словесного выражения проблемной ситуации.

Первым на эту сторону дела обратил внимание в начале прошлого века немецкий философ Г.Гегель. Он проанализировал ряд старых софизмов и вскрыл те реальные проблемы, которые поднимались ими.

Вопросы софистов: “Создает ли прибавление одного зерна к уже имеющимся зернам кучу?”, “Становится ли хвост лошади голым, если вырвать из него один волос?”- кажутся наивными. Но в них, говорит Гегель, находит свое выражение попытка древних греков представить наглядно скачкообразность всякого изменения.

Многие софизмы поднимали проблему текучести, изменчивости окружающего мира и в своеобразной форме указывали на трудности, связанные с отождествлением объектов в потоке непрерывного изменения.

“Взявший взаймы, - говорит древний софист, - теперь уже ничего не должен, так как он стал другим”. “Приглашенный вчера на обед приходит сегодня непрошенным, так как он уже другое лицо” - здесь опять-таки речь не о займах и обедах, а о том, что всеобщая изменчивость вещей постоянно сталкивает нас с вопросом: остался рассматриваемый предмет тем же самым или же он настолько переменился, что его надо считать другим?

Очень часто софизмы ставят в неявной форме проблему доказательства. Что представляет собой доказательство, если можно придать видимость убедительности нелепым утверждением, явно не совместимым с фактами? Например, убедить человека в том, что у него есть рога, копыта или хвост, что он произошел от собаки и пр.

Сформулированные в тот период, когда науки логики еще не было, древние софизмы прямо ставили вопрос о необходимости ее построения. Прямо в той мере, в какой это вообще возможно для софистического способа постановки проблем. Именно с софизмов началось осмысление и изучение доказательства и опровержения. И в этом плане софизмы непосредственно содействовали возникновению особой науки о правильном, доказательном мышлении.

Не может быть, конечно, и речи о реабилитации или каком-то оправдании тех рассуждений, которые преследуют цель выдать ложь за истину, используя для этого логические или иные ошибки. Нужно, однако, помнить о том, что слово “софизм” имеет, кроме этого современного и хорошо устоявшегося смысла, еще и иное значение. В этом значении софизм представляет собой неизбежную на определенном этапе развития мышления форму постановки проблем.