Первым следствием стало разрушение Ливана - небольшой, но высокоцивилизованной страны, единственной арабской демократии, уцелевшей, благодаря серии джентльменских договоров между элитой основных религиозных групп: маронитов (восточных христиан, принадлежащих к римской курии), православных христиан, мусульман-суннитов, мусульман-шиитов и друзов. Эти договоры начали действовать лишь после того, как все религии и секты издали самоограничительные указы, вхоторых отвергался фанатизм. Разрастание арабо-израильского конфликта затруднило соблюдение ограничений. В 1949 г. Ливан должен был принять 300 000 палестинских беженцев. Сто тысяч находилось в пятнадцати крупных лагерях, пять из которых были расположены около столицы, контролируя все пути, ведущие в город. Каждый последующий арабо-израильский кризис наносил чувствительный удар по хрупкому ливанскому единству. В 1958 г., сразу после суэцкой агрессии, появился первый намек на гражданскую войну, приведший к американской интервенции по просьбе доминирующих маронитов. Война в 1967 г. удвоила количество беженцев в Иорданию и, когда в 1970-1971 г.г. король Хусейн силой выдворил из своего королевства вооруженных палестинцев, они отправились в Ливан. Там они не уважали законную власть и формировали военные анклавы, в которых распоряжались террористы из ООП. В 1975 г., после войны Йом-Кипур, президент Египта Садат, подталкиваемый Соединенными Штатами, предпринял исторический шаг, начав переговоры с Израилем. “Кемп-Дэвидский процесс”, названный по имени президентской резиденции в горах штата Мерилэнд, где президент Картер впервые собрал вместе Садата и премьер-министра Израиля Бегина, закончился исключительно выгодным для обеих сторон мирным договором. Для Израиля была устранена потенциальная смертельная опасность, а Египет освободился от груза вендетты, не имевшей к нему прямого отношения, а лишь разрушавшей все его экономические планы. Израильско-египетский мирный договор был одним из немногих созидательных актов мрачного десятилетия. В долгосрочном плане он сделал мир между Израилем и всеми его соседями не только возможным, но и неизбежным.

Слово “неизбежный” является оправданным, так как до 80-х годов арабская уверенность предстоящего краха Израиля (точнее уничтожения сионизма, как часто формулировалась цель арабской политики в радиопередачах) поддерживалась демографическими тенденциями, как в Израиле и на “оккупированных территориях”, так и на Ближнем Востоке в целом. В конце периода, однако, тенденция повернулась другим концом. Третьего января 1985 г. было раскрыто существование тайного воздушного моста, работавшего с согласия Судана, при помощи которого в Израиль в качестве переселенцев были переброшены 25 000 фалашей - черных евреев из племени, веками жившего в Эфиопии (в 1991 г. были перевезены самолетом еще 10 000 человек). Это стало всего лишь прелюдией к массовой эмиграции русских евреев, которым, благодаря наступившим там политическим переменам, было позволено выехать из Советского Союза. В 1989 г. эмигрировало 100 000 человек, в 1990 г. - свыше 200 000 человек, и темп эмиграции продолжал расти. Израильские власти всегда полагали, что в России проживает не более 1,5 млн. евреев. К концу 1990 г. стало ясно, что их общее количество намного больше и, может быть, достигает 4 млн. человек, из которых практически все желают выехать из страны. Согласно решению Советского правительства, эти эмигранты были обязаны отправляться прямо в Израиль. Эта реальная и потенциальная массовая иммиграция в Израиль имела эффект, она полностью изменила демографическую перспективу и усилила вероятность того, что другие государства, в первую очередь Сирия, последуют примеру Египта и подпишут мирный договор.

Тем временем израильско-египетский мирный договор, окончательно подписанный 26 марта 1979 г., привел непосредственно к гражданской войне в Ливане. Ее начала ООП, а усугубила интервенция Сирии, чья управляющая секта Ауали стремилась перехватить у Египта лидерство в арабском мире. Так в Ливане был нарушено хрупкое равновесие общинного управления. До этого момента оно поддерживалось компромиссным отношением Высшего мусульманского совета, в котором были представлены все мусульманские секты, в том числе и друзы, и доминировала старомодная суннитская верхушка. Его свергли, когда шииты под предводительством иранского фундаменталиста ливанского происхождения, имама по имени Мусса Садр, созвали свой шиитский Высший мусульманский совет. Шииты заключили пагубный союз с левой светской фракцией ООП. Все секты - христианские и мусульманские, создали частные милиции. Израиль, как и Сирия был вынужден вмешаться в последовавшие сражения, яростно бушевавшие в 1975- 1976 г.г., в 1982 г. и в 1988-1990 г.г. и спорадически вспыхивавшие в промежутках. Мелкие бандиты возвысились до уважаемых партизанских и политических лидеров; было убито 40 000 человек, Бейрут как торговый центр был уничтожен, Ливан как независимое государство перестал существовать, древняя христианская община потеряла свою высшую власть, несмотря на то, что сохранила свои основные области обитания, а в арабском мире угас один светильник разума [32]. В 1982 г. Израиль почувствовал себя обязанным осуществить полномасштабное вторжение. Это привело к изгнанию и рассеиванию ООП, сначала в Тунис, а затем в Ирак. Израиль обвинили в резне палестинских беженцев, совершенной христианской милицией в лагерях Сабра и Шатила в Западном Бейруте, и весной 1983 г. он начал вывод своего вооруженного контингента, оставив только зону безопасности в южной части страны. Постепенно сирийские войска заполнили вакуум власти в Ливане, но и они, подобно израильтянам, увидели, что непросто установить безопасное присутствие в стране. В начале 90-х годов Ливан, бывший когда-то самой богатой и цивилизованной арабской страной, оказался раздробленным, почти полностью разоренным и без центра, около которого мог бы объединиться.

Исламские фундаменталисты - в основном шииты, но и другие - вновь и вновь наносили удары по силам стабилизации на Ближнем Востоке. Было брошено много усилий для свержения режима в Египте и, в конце концов, в 1981 г. убили Садата. В 1979 г. они сумели захватить силой город Мекку, но после недельных яростных сражений были изгнаны из его подземных лабиринтов. Другой печальный инцидент произошел 30 июля 1987 г., когда 155 000 иранских шиитских паломников взбунтовались и попытались захватить Мекку. Саудовская полиция убила сотни из них. Но в 1978-1979 г. они добились самого крупного успеха, свергнув иранского шаха с его “павлиньего трона”. (Павлиний трон - копия знаменитого золотого трона, похищенного персами после завоевания Индии. Стал символом иранской монархии). Этот катаклизм, который многими был неправильно понят, ярко высветил силы, действующие в нашей современности.

Его сын сел на трон еще будучи ребенком в 1944 г., начал управлять в двадцать один год, но к своим грандиозным планам приступил лишь в 60-х годах, когда доходы от добычи нефти стали быстро расти. Он решил раздать королевские земли крестьянам, но затем изменил свое решение, и, подобно Сталину, хотел модернизировать страну еще при своей жизни. Потребность в подобных действиях у народа была такой же, как и в Советской России, т.е. это была революция сверху или, как ее называл шах, - “Белая революция”. Его планы постоянно менялись от обыкновенных инвестиционных проектов до мегаломанской социальной инженерии, реализованной в серии скачков. Впервые планирование было введено в конце 40-х годов: первый семилетний план включал скромные инвестиции из 58 млн. долларов, главным образом, в сельское хозяйство, в первичную переработку, дорожное строительство и цемент. Второй семилетний план 1955-1962 г.г. подскочил до миллиарда долларов, выделенных на дороги, железнодорожный транспорт и водохранилища для производства электроэнергии и орошения. В третьем пятилетнем плане 1963-1968 г.г. уже 2,7 млрд. долларов были израсходованы на трубопроводы, для сталелитейной и нефтехимической промышленностей. Вмешавшись в социальную область, он впервые начал перемещать людей туда-сюда. Четвертый план 1968-1972 г.г. истратил 10 млрд. на дороги, порты, аэропорты, водохранилища, природный газ, воду, жилищное строительство, тяжелую металлургию и агропромышленность. Сталинская фаза началась с пятого плана 1973- 1978 г.г., включавшего сначала 36 млрд. расходов, которые после четырехкратного увеличения цен на нефть быстро подскочили до 70 млрд. [34]. За 1978-1979 финансовый год, последний год шаха, только на развитие были выделены 17,2 млрд. - в триста раз больше, чем на весь первый план, плюс еще 8,5 млрд. на здравоохранение, образование и социальное страхование, а так же 10 млрд. на военные расходы [35]. Чиновники-плановики, получившие образование за рубежом и называемые массачусетами (по имени известного Технологического института - МТИ), обладали напористостью партийных аппаратчиков и сталинской верой в цегтрализованное планирование, в преимущества роста и укрупнения. А особенно они жаждали перемен. Наступил ад расширения добывающих отраслей: золото, соль, известняк, фосфор, гипс, мрамор, алебастр, драгоценные камни, уголь, свинец, цинк, хром, железо, и шестая в мире промышленность по добыче меди, только что созданная в Центральном Иране, где двадцать пять тысяч шахтеров жили в кирпичных бараках. Были пущены в эксплуатацию четыре ядерных реактора, плюс лихорадочное развитие по всей стране заводов для производства автомобилей, дизелей, лифтов, велосипедов, водомеров, асбеста, формовочного песка, глюкозы, алюминия, одежды, тракторов, металлорежущих станков и оружия. Шах хвастался, что его “Белая революция” сочетает “принципы капитализма... с социализмом и даже с коммунизмом... За последние 3000 лет не происходило столько перемен. Вся структура перевернута вверх дном” [36]. Он вызвал инфляцию, пытаясь тратить слишком много и слишком быстро. Для обуздания инфляции были организованы банды студентов, которые арестовывали “спекулирующих” торговцев и мелких бизнесменов. Это только вызвало у студентов вкус к насилию и восстановило базары против трона.

Все это не имело бы столь решающего значения, так как шаху всегда удавалось поднять консервативную провинцию для обуздания городского радикализма. Но самая большая ошибка шаха состояла в отчуждении деревни, из сыновей которой формировалась его армия. После того, как он раздал шахские и конфискованные у духовенства земли, он увидел, что - как это можно было предположить - производство упало. В 1975 г., когда. Иран из экспортера превратился в импортера продуктов питания, он изменил политику и принялся за коллективизацию. Примером является проект орошения “Дез” в 1972-1975 г.г. в Северном Хузестане, при котором были отняты 100 000 гектаров сельскохозяйственной земли, отданной за пять лет до этого крестьянам, и все были включены в так называемое “консолидированное управление землей”. Таким способом свободные фермеры были превращены в сельскохозяйственный пролетариат, зарабатывающий по одному доллару в день, и живущий в двухкомнатных домах из бетонных блоков, расположенных шеренгами в новых “городах-моделях”, названных shah-raks [37]. Закон, принятый в июне 1975 г., фактически распространил эту модель по всей стране, заставляя независимых крестьян входить либо в одну из нескольких сотен “агроторговых единиц”, либо в огромные “фермерские корпорации”, либо в один из 2800 кооперативов. Верно, что свободные фермеры, отказываясь от своего несомненного права на землю, получали доли в новой компании. Но это по своей сути не слишком отличалось от насильственной коллективизации [38]. В план было включено объединение 67 000 малых деревень в 30 000 больших размеров, каждая из которых должна была быть достаточно большой, чтобы оправдать постройку клиник, школ, водопровода и дорог. Большие семейные кланы были разделены. Грозные конвои из бульдозеров и землеройных машин, часто поразительных размеров, налетали без предупреждения или объяснения на сельские общины с 2000-летней историей и в буквальном смысле слова их искореняли. Были изменены имена маленьких городов и даже фруктовых садов.

И шах, и президент предали иранцев как нацию. Они отдали страну, в которой было много беззащитных меньшинств, в руки духовенства, которое не имело ни традиций, ни образования для политического руководства [42]. Результатом стал варварский террор небольших групп фундаменталистских деспотов, действовавших от имени созданной в 1979 г. “исламской республики”. В первые два года ее существования были казнены 8000 человек, осужденных как “враги Аллаха” [43]. Террор Хомейни в первую очередь был направлен против предшествующего режима, уничтожив двадцать трех генералов и еще 400 армейских и полицейских офицеров и 800 гражданских чиновников. Следующей целью стали приверженцы соперников аятоллы - 700 из них экзекутировали, за тем настал черед либералов (500) и левых светских союзников (100). Еще в самом начале было организовано преследование и убийство лидеров этнических и религиозных меньшинств. Было убито более 1000 курдов, 200 туркмен, много евреев, христиан, шейхов, сабиан и членов диссидентских шиитских сект, а также ортодоксальных суннитов [44]. Особенно жестоко преследовались бахайцы [45].

Ирано-иракская война закончилась безрезультатно 8 августа 1988 г. Но Саддам вообще не думал разоружаться, а фактически увеличивал численность вооруженных сил, которые к 1990 г. стали четвертыми по величине в мире. Во время войны с согласия Запада он получал военные субсидии от правительств тех нефтедобывающих стран Залива, где преобладали сунниты, в дополнение к собственным огромным нефтяным доходам (к концу 80-х Ирак стал вторым после Саудовской Аравии производителем нефти на Ближнем Востоке). Практически все эти огромные средства, которые в 80-х годах равнялись приблизительно 100 млрд. долларов, пошли на создание военной машины.

Саддам был прекрасно известен западным правительствам как исключительно порочный человек, принадлежащий к клану профессиональных разбойников [46]. Впервые он взял в руки оружие в десятилетнем возрасте (и утверждают, что через две недели совершил свое первое убийство). Его карьера как главы тайной полиции с 1968 г., и как президента с 1979 г. была отмечена, как убийствами его коллег и соперников, так и крупнейшими жестокостями, среди которых, не на последнем месте, массовая публичная казнь евреев через повешение. Одна изданная им брошюра показывает, что его амбицией является расширение границ Ирака по примеру древней вавилонской империи. Независимо от того, что америкалская и британская военная помощь в 80-е годы постепенно уменьшилась, Франция продолжала снабжать его современным оружием. Западная Германия поставляла высокотехническое военное ноу-хау (отчасти нелегально), а русские не только заваливали оружием, но и держали в Ираке более тысячи военных советников, обучавших вооруженные силы Саддама использовать его, а также разъяснявших им тактику и стратегию. Советская политика, которая с течением 80-х годов становилась все более запутанной, исходила из предположения, что баасистские режимы - ее самые надежные союзники на Ближнем Востоке, и поэтому она вооружала как баасистскую Сирию, так и баасистскнй Ирак, несмотря на то, что они -непримиримые враги. Запад чувствовал, что если необходимо опереться на кого-то, то это должен быть Ирак, так как Иран. отождествлялся с международным терроризмом и особенно с похищением западных граждан шиитскими милициями в Бейруте.

Некоторые политические убийства так и остались загадками: шведская полиция оказалась неспособна раскрыть убийство премьер-министра Улофа Пальме, совершенное 28 октября 1984 г. (единственный подозреваемый, который был задержал - оправдан). С другой стороны, не вызывает сомнений, что Ирландская республиканская армия несет ответственность за попытку 12 октября 1984 г. уничтожить весь британский кабинет в отеле в Брайтоне во время съезда Консервативной партии и за более позднее нападение на кабинет в январе 1991 г., когда самодельный миномет безуспешно обстрелял Даунинг-стрит,10. ИРА получала взрывчатку “Семтекс” от производителей из Чехословакии. Когда в 1990 г. Вацлав Гавел стал президентом, он сообщил, что, согласно архивам “Семтекс”, ИРА снабжена коммунистическим режимом взрывчаткой на сто лет вперед. Кроме того ИРА получала огромные количества оружия (некоторые партии были задержаны. и идентифицированы) из Ливии от Каддафи и из других ближневосточных государств, а также и от ООП. Проиранские группировки несут ответственность за, вероятно, самые успешные из всех террористических актов - две координированные самоубийственные атаки против Бейрута 23 октября 1983 г., в которых погибли 241 американских морских пехотинцев и 58 французских десантников, охранявших свои посольства. Ближневосточные группировки, финансируемые Ираном, Ливией, а может быть обеими сразу, 5 апреля 1986 г. взорвали дискотеку, посещаемую американскими солдатами в Западном Берлине, и 21 декабря 1988 г.- “Боинг-747” авиакомпании “Пан Ам” над Локэрби в Шотландии, когда погибло 258 пассажиров, экипаж, и одиннадцать человек на земле.

Так Иран оказался в изоляции. Как правило, любой небелый националистический лидер, который относился к Вашингтону, как к своему первому врагу, мог рассчитывать на симпатия западной интеллигенции. Но Хомейни имел уникальный талант настраивать против себя своих потенциальных союзников. В 1988 г. англо-индийский писатель Салман Рушди, который в 1981 г. получил награду “Букер” за свой роман “Полуночные дети”, став литературной знаменитостью опубликовал еще одно будящее противоречивые чувства беллетристическое творение – “Сатанинские стихи”. Заглавие относится к стихам, которые пророк Мухаммед убрал из Корана, так как по его мнению они были вдохновлены Сатаной. Многие считали книгу туманной, но тем не менее она вошла в список бестселлеров в Лондоне, за три месяца было продано 40 000 ее экземпляров с твердой обложкой. Она вызвала гнев британских мусульман, объявивших ее богохульной. Четырнадцатого февраля 1989 г. мусульмане в Брэдфорде публично сожгли экземпляры этой книги. Затем к ней было привлечено внимание самого аятоллы, и 14 января он открыто объявил: “Сообщаю гордому мусульманскому народу во всем мире, что автор книги “Сатанинские стихи”, направленной против ислама, Пророка и Корана, а также и все участвовавшие в ее издании, знавшие о ее содержании, осуждаются на смерть” [47]. Мусульманам было приказано исполнить эту “фетву” (религиозный приказ).

Между мусульманскими религиозными властями возникли некоторые разногласия, действительно ли книга богохульная и уполномочен ли аятолла выносить смертный приговор (подтвержденный его наследниками, после того как 4 июня 1989 г. на восемьдесят шестом году жизни он, в конце концов, отошел в вечность). Но никто не рискнул. Роман давно был запрещен в Пакистане, Индии и Саудовской Аравии. Затем книга была убрана с витрин самой большой сети магазинов в Британии - У.Х.Смита, немецкие, французские и итальянские издатели отказались от своих планов опубликовать ее перевод, “Пенгвин букс” отложила, а впоследствии отказалась от своих намерений издать ее в мягкой обложке, а сам рущди отменил свое путешествие с целью представления книги в Америке и начал скрываться. Мировая известность дала возможность продавать книгу в огромных количествах, превратив Рушди в мультимиллионера, но в тоже время и в добровольного пленника, вероятно, до конца его дней. Литературная и художественная интеллигенция по обе стороны Атлантики - “добрые души” из Нью-Йорка и “словоохотливые классы” в Лондоне - дружно взялись за руки, чтобы осудить аятоллу, его наследников и их режим. Получилось странное единодушие - левые, в полном смысле, стали столь же враждебно настроены к Ирану, как и Белый дом. Некоторые лейбористы, члены парламента, в избирательных округах которых проживали большие группы пакистанского меньшинства, демонстрировали любопытное нежелание защищать свободу печати; да и интеллектуалы вскоре резко потеряли большую часть своего энтузиазма к каузе Рушди, после того как в декабре 1990 г. он сделал попытку отменить фетву, возможно попытку правдивую, но для большинства выглядевшую отчаянной (а как оказалось в последствии - неуспешной), объявив свой возврат к исламу и извинившись за нанесенную обиду.

Таким образом, режим Хомейни был способен порождать страх, но нигде не завоевал себе приятелей. Единственная польза от изоляции состояла в том, что она положила конец социальной инженерии шаха. Конфискация авуаров в других странах, восьмилетняя война с Ираком, практическое прекращение на какое-то время добычи нефти и бегство среднего класса за границу или его уход со сцены привели к катастрофической остановке современного сектора экономики, из которой Иран все еще не начал выходить даже в начале 90-х годов. Неизбежные последствия: безработица, крах здравоохранения и других основных услуг, массовые эпидемии, недоедание и даже голод. Ужасающий опыт Ирана еще раз иллюстрирует закон непреднамеренных последствий. Путь шахского государства к Утопии привел лишь на Голгофу.

До 1979 г. советское правительство имело далеко идущие планы. Оно поддерживало немарксистского принца Мухаммеда Дауда, установившего в 1953 г. конституционную монархию, поддерживало его и тогда, когда он сверг короля и объявил себя президентом. В 50-е годы советское правительство предоставляло небольшие денежные суммы, в 60-е годы строило дороги, начинавшиеся с севера (которые, в конечном итоге, были использованы для его же войск), а в 70-х годах сосредоточилось на создании единой марксистской партии. Последняя цель была достигнута (или, по крайней мере, так считали в 1977 г.), когда в Народно-демократическую партию объединились три революционные фракции под предводительством Бабрака Кармаля, Hyp Мухаммеда Тараки и Хафизуллы Амина. В 1978 г. было решено, что настал момент для социальной инженерии, и в апреле санкционированный Советами переворот сверг Дауда [48].

“Когда солдаты начали разрушать и поджигать дома, тридцать детей были окружены и выстроены перед их родителями. После этого некоторые из солдат выкололи им глаза железными прутьями. Затем искалеченных детей медленно удушили. Следом пришел черед и их родителей... Все близлежащие посевы были затоптаны бульдозерами, все деревья и кусты искоренены, и место было превращено в покрытый пеплом шрам. [50]”

Позднее Кармаль обвинял Амина, что он - “кровожадный палач”, и что он “коллективно ликвидировал”, но факты свидетельствуют атом, что Кармаль тоже несет ответственность за подобные зверства до марта 1979 г., когда Амин превратился в единственного диктатора и выслал Кармаля в Прагу в качестве “посла”. Он усилил террор, главным образом потому, что новый режим Хомейни помогал мусульманским повстанцам в Афганистане. По-видимому, он действительно лелеял мечту об искоренении ислама. Насилие разрасталось, в 1979 году американский посол (специалист по мятежам) был убит, вероятно, русскими. Двенадцатого августа с тридцати русских советников живьем содрали кожу недалеко от священного для мусульман места Кандахар. Генерал Алексей Епишев - высший партийный деятель в Советской Армии, занимавшийся политическими аспектами вторжения в Чехословакию в 1968 г., отправился в Кабул. После его возвращения Тараки, на которого смотрели как на наиболее надежного из всего трио, было приказано устранить Амина. Но во время оживленного спора в советском посольстве именно Тараки был застрелен, и Москва была вынуждена послать телеграмму Амину (17 сентября 1979 г.), в которой поздравляла его с пресечением “контрреволюционного заговора”. На следующей неделе по просьбе Амина в страну были введены три советских батальона, а 17 декабря - и воздушные десантники. Тайно от Амина они привезли в своем обозе Кармаля, и накануне Рождества Советский Союз начал широкомасштабное вторжение, используя две из своих семи воздушно-десантных дивизий. Это были 4-я и 105-я, в которых все солдаты были великороссами (т.е. белыми европейцами). Основная часть 80-тысячного экспедиционного корпуса прошла по новым дорогам, построенным специально для этой цели. Через два дня Амин был убит вместе с женой, семью детьми, племянником и двадцатью-тридцатью членами его персонала [51]. Ответственный за переворот советский генерал Виктор Папертин покончил жизнь самоубийством. Кармаль составил новое правительство, но на следующий год стало ясно, что он – ни что иное, как советская марионетка, стоящая перед лицом всеобщего восстания [52].

Первоначальная численность советской армии с 80 000 постепенно увеличилась до 120 000, а временами значительно превышала это количество. Война продолжалась целое десятилетие, и ни одного дня русские и их союзники не были в состоянии контролировать ничего, кроме главных городов и стратегических дорог. Тогда и впоследствии, советскую авантюру в Афганистане сравнивали с американским вторжением во Вьетнам - ошибкой, обернувшейся катастрофой и потрясением для национального самочувствия. Но не стоит проводить слишком однозначное сравнение по той причине, что советские генералы вели войну с беспощадностью, которую американцы проявляли лишь в единичных случаях в некоторых частях Индокитая. Они использовали танки, боевые вертолеты, бомбы, напалм, химическое оружие, и систематически разрушали так называемые “бандитские деревни”. Война принесла Афганистану ужасающие потери и создала социальное и даже политическое напряжение во всех соседних странах. Сотни тысяч афганцев были убиты (по другой оценке количество жертв было один миллион). Потери Советской армии в боях - 16 000 убитых и 30 000 раненых. Огромное число афганцев покинуло страну. При населении 18 136 000 (по оценкам ООН в 1985 г.) было подсчитано, что после десятилетия жестокостей, когда сражения начали затихать, около б млн., или почти одна треть, стали беженцами - главным образом, в Пакистан, а также в Иран. Печальным фактом является то, что в 70-е и 80-е годы политика, проводимая Россией и ее кубинскими, эфиопскими и индокитайскими сателлитами, увеличила на 12-15 млн. человек количество беженцев во всем мире, что заслуживает сравнения с ужасающей статистикой достижений Сталина и Гитлера.

Советские руководители постепенно начали понимать бесплодность всей начатой военной операции. Муджахидов, как называли националистических повстанцев, нельзя было ни окончательно разгромить, ни даже сдерживать внешней военной силой. И действительно, человек, которого, в конце концов. Советы поставили на место диктатора-президента - д-р Наджибулла, сумел сделать намного больше без прямой советской помощи, чем с ней. Цена войны стала непосильным бременем для уже напряженной и разваливающейся советской экономики и, несомненно, сыграла важную роль в наступивших в середине 80-х годов переменах в политическом мышлении в Москве.

Восьмого февраля 1988 г. новый советский лидер Михаил Горбачев заявил первоначально скептически настроенному миру, что советские войска будут полностью выведены из Афганистана. Фактически, вывод начался 15 мая и закончился 15 февраля 1989 г.

Одной из причин того, что советские лидеры поторопились, в конце концов, оставить Афганистан, были опасения, что партизанская война может распространиться на близко расположенные мусульманские области советской Средней Азии. Советская казенная наука не имела другого более ясного толкования исламского фундаментализма кроме марксистского. Большевики вообще не придавали большого значения исламу. “Загнивающая плоть ислама, - считал Троцкий, - исчезнет при первом дуновении”. Именно ислам должен страшиться перемен в положении “женщины Востока, которая станет великим центром будущих революций” [53]. Сталин, и еще в большей степени Хрущев и Брежнев, пытались управлять исламом так же, как и православием - через подобострастных государственных священников. В 1970 г., в Ташкенте на Мусульманской конференции муфтий Ахмед Хабибуллак Бозгожиев хвалил советских лидеров, которые, хотя и являлись неверными, формировали свою социальную политику в соответствии с “законами, продиктованными Аллахом и разъясненными его пророком”. Другой делегат сказал: “Мы восхищаемся гением пророка, проповедовавшего принципы социализма” [54]. В 70-х и 80-х годах возросшее поклонение культам шейхов (святых), живых и умерших, влияние суфизма и движение возбужденных толп подтвердило возрождение ислама на советской территории.

Возрождение ислама было только частью обширных проблем советской империи - огромной трудноразрешимой аномалии конца двадцатого века. В предисловии к изданию своего “Империализма” 1921 г. Ленин признавал, что писал его “ни на минуту не забывая о царской цензуре”, которая весной 1916 г. разрешила издание книги, поэтому, нападая на все остальные империи, он оставил в покое царский империализм. Итак, говорил Ленин, - “...я, был вынужден взять в качестве примера Японию! Внимательный читатель легко может заменить Японию Россией” [56].Поэтому ленинская теория империализма не содержит атак против его русского варианта - факт, довольно удобный для Ленина, а еще в большей степени для его преемников после их прихода к власти, позволивший им сохранить как можно больше царских завоеваний. Следовательно, великорусский империализм продолжил свое существование, лишь только царские губернии были преобразованы во внутренние сателлиты, названные “социалистическими республиками”. В 50-х годах Хрущев провел косметический процесс “деколонизации”, издав указы (29 августа 1957 г. и 22 июня 1959 г.), в которых расширялись полномочия правительств союзных республик, а также предоставлялась судебная и административная независимость. Но часть его коллег не одобряла даже эти скромные меры и после снятия Хрущева они были упразднены Конституция 1977 г. сохраняла формальную федеральную систему в статье 70 и даже подобное мечте “право на отделение” в статье 72. Но во всех других аспектах это был монолитный документ, целью которого являло достижение централизации и единства, и создание “советского народа” как новой исторической общности, охватывающей и, в конце концов, занимающей место пятидесяти трех основных .национальностей в СССР [57].

Таким образам, в своих основных положениях, советская имперская политика уподоблялась политике Франции: союз, в котором “колонии” постепенно получают культурные и экономические преимущества равенства c великороссами взамен отказа от своих национальных претензий. Эта политика, подобно французской, основывалась на фальсифицированных выборах и административном диктате. В сущности, она базировалась и на многих других вещах, так как в русском варианте имперская политика проводилась партией.обладающей монополией на всю власть, на печать и свободу слова - чего никогда не имели, и к чему даже никогда и не стремились французские империалисты. Согласно конституции 1977 г., главными инструментами интеграции были вооруженные силы и партия, где славяне (в основном великороссы) составляли 95 процентов всего генералитета и Верховного Совета. Славяне доминировали во всех ключевых государственных органах и через партию контролировали подбор политических, административных и технических кадров на все уровни в нерусские республики [58]. В 80-е годы язык все еще использовался для размывания национального сознания. Количество школ, в которых преподавался русский, сильно возросло, а владение русским языком имело решающее значение для продвижения по служебной лестнице. Даже при существовании целостной национальной образовательной системы, русский язык обязательно изучался с начала до конца [59]. Когда национальная образовательная система не была целостной, на определенном этапе переход на русский язык был обязательным. В результате, с 50-х годов национальные группы, языки которых пришли в упадок, включали в себя: прибалтийские народы, белорусов, молдаван, 1.8 млн. немцев и евреев. Даже на Украине высказывались опасения, что русский язык вытесняет украинский из системы высшего образования. Преподавание на национальных языках относительно сокращалось во всем Советском Союзе [60].

Однако, как мы уже видели, французский ассимиляционный колониализм провалился не в последнюю очередь именно по демографическим причинам. Один из уроков двадцатого века заключается в том, что высокая рождаемость у покоренных народов является смертельным врагом колониализма. До прихода к власти большевиков Россия имела одно из самых динамичных населений. Общий “демографический дефицит”, вызванный Первой мировой войной, Гражданской войной и голодом в ленинский период, голодом и большими чистками в сталинские времена и Второй мировой войной, достигал 60 млн. человек. Он лишь был частично компенсирован 20 миллионами, прибавившимися в результате присоединения Прибалтийских республик, Бессарабии, Карелии, Советской Польши (автор называет так Зап.Украину – прим. перев.), Буковины и других территорий [61]. В период 1945-1958 г.г. наблюдался некоторый демографический рост, и прирост населения составлял 1,54 процента в 1959-1970 г.г. - высокий по европейским стандартам, несмотря на уже начавшийся спад. В 70-е годы прирост населения был уже менее 1 процента. Советские демографы ожидали, что перепись населения 1970 г. даст цифру свыше 250 млн. с тенденцией до конца века достичь цифры 350 млн. Фактически в 1970 г. общая численность оказалась на десять миллионов меньше, а в 1979 г. была 262 436 000, что означает чуть больше 300 млн. к 2000 г. Перепись 1970 г. впервые раскрыла двойственный характер рождаемости - низкий в славянской части СССР и Прибалтике и высокий в восточной части СССР, Средней Азии и на Кавказе. В 60-е годы только мусульманское население возросло с 24 до 35 млн., прибавив еще 14 млн. в 70-е годы, и равнялось приблизительно 50 млн. в начале 80-х. В этот момент стало ясно, что к концу века в Средней Азии и на Кавказе будет проживать около 100 млн. человек, что составит одну треть всего населения [62]. Даже в 1979 г. 137 млн. великороссов, заметно стареющих в сравнении с неславянами, начали демографически отставать, так как темпы рождаемости у них сильно упали - ниже 1 процента - в сравнении с 2,5-3,5 процентами у советских мусульман. Кроме того, владение русским языком у мусульман заметно сократилось [бЗ].

Советский Союз не был единственной страной, обеспокоенной демографическими тенденциями. Все население мира, составлявшее в 1900 г. 12б2 млн., к 1930 г. перешло границу 2 млрд.; в 1950 г. стало равно 2515 млн., в 1960 г. превысило 3 млрд. и равнялось 4 млрд. в 1975 г. К 1987 г. население составляло более 5 млрд. и продолжает расти со скоростью 80 млн. человек в год или 30 в минуту. Согласно одной оценке, население земли к 2000 г. будет составлять 6130 млн. человек, т.е. в нашем веке произойдет пятикратное увеличение [64]. Как прокормить эти дополнительные миллиарды?

Современные развивающиеся общества переживают так называемый “демографический переходный период”. На первом этапе научная медицина и общественное здравоохранение уменьшают детскую смертность и инфекционные болезни, тем самым снижая общую смертность, а рождаемость при этом остается высокой, на прежнем уровне воспроизводства. Таким образом, население быстро увеличивается. На втором этапе растущий жизненный стандарт становится причиной снижения темпов рождаемости и, в конце концов, между ними устанавливается баланс. Однако, в период между первым и вторым этапом население, трсвожно резко увеличивается, что может привести к опасным политическим последствиям. В Европе “переходный период” начался с промышленной революции 1760-1870 г.г. и практически закончился к 1970 г. В это время рождаемость упала ниже критических 20 на тысячу даже в России (1964 г.), Югославии (1967 г.), Португалии и Испании (1969 г.). Европейский демографический переходный период охватывает и объясняет весь цикл колонизации и деколонизации. Япония с некоторым опозданием в сравнении со среднем европейским стандартом следовала тому же образцу. В 20-егоды рождаемость все еще была 30 на тысячу, а смертность резко упала с 30 на тысячу в начале десятилетия, до 18 на тысячу в его конце. Отсюда происходило растущее беспокойство Японии. Но еще в период между двумя войнами начался второй этап, так как в конце 30-х годов впервые рождаемость упала ниже 30 на тысячу. Несмотря на резкий скачок после войны (всеобщее явление), впоследствии она продолжала падать, и во второй половине 50-х годов стала ниже 20 на тысячу [65]. Следовательно, угрожающая некогда Японии демографическая проблема к 60-м годам была “решена”.

Верно, что растущий ВНП не всегда ведет к незамедлительному снижению темпов роста рождаемости или этот процесс не протекает равномерно. Но в 70-е годы появились успокоительные признаки того, что Китай вошел во второй этап переходного периода, несмотря на то, что смертность еще долго должна была снижаться и стабилизироваться. В 1979 г., по оценке, данной Статистическим бюро США, население Китая составляло 1010 млн. и налицо был резкий спад темпов его роста. Последний фактор имел большое значение для снижения темпа роста во всем мире, упавшего с 2,1 процента в год в конце 60-х годов до 1,9 процента в начале 70-х и до 1,7 в конце 70-х годов. В начале 80-х годов темп роста в Азии был 1,9 процента - чуть выше среднего мирового значения. Прирост в Латинсхой Америке снизился до 2,4 процентов. Единственной частью света, где темп роста фактически возрос с 2,5 до 2,9 процента (по данным на 1979 г.), точно так, как и ожидали демографы, оставалась Африка [66].

Вероятно, наиболее важной новостью в 80-е годы стало известие, что население в Африке практически стабилизировалось. Общенациональная перепись населения в июле 1982 г. показала 1 008 175 288 человек; по оценке ООН через три года сообщалось 1 059 521 000, хотя в конце 80-х была опубликована цифра 1 072 200 000. Данные из Индии вызывают больше беспокойства: перепись в 1981 г. сообщила данные о населении в 685 184 692 человек, а оценка ООН, сделанная в 1985 г., показала рост приблизительно до 750 900 000, несмотря на то, что другая оценка приводит данные о населении не больше 748 млн. Эти цифры также показывают снижение темпа, хотя и несколько меньшее, чем в Китае [67].

В течение всего периода 80-х и начала 90-х годов областями с самыми быстрыми темпами роста оставались Центральная Америка и, особенно, Африка, хотя для большей части последней трудно получить точные данные. Расчеты, выполненные в начале 60-х годов, показали, что момент, в который жизненный стандарт начинает оказывать влияние на темпы рождаемости, наступает, когда доход на душу населения превысит порог 400 долларов (по ценам 1965 г.). В начале 90-х годов, учитывая инфляцию, которая подняла эту цифру до 2000 долларов, большая часть из центральноамериканских и практически ни одна из черных африканских стран не преодолели этот порог. По-видимому, опыт 70-х и 80-х годов подтверждает в принципе теорию роста населения и снижения темпов. Короче говоря, “демографический взрыв” вообще не является взрывом, а представляет собой кривую, зависящую от экономического развития, и его можно удержать путем проведения благоразумной политики роста.

В конце 80-х годов сельскохозяйственная политика режима немного изменилась; частному сектору разрешили развиваться в строго определенных рамках и продавать свою продукцию по рыночным (т.е. по высоким) ценам. Это только продемонстрировало неэффективность и хаос государственного и коллективного секторов. Попытки периода 1988-1991 г.г. ввести “реалистическую” отчетность и торговлю, сохранив при этом основные принципы коллективизма, просто ухудшили положение, особенно потому, что система распределения оставалась примитивной, коррумпированной и гротескно неэффективной. Было подсчитано, что 40 процентов произведенных продовольственных товаров вообще не доходят до потребителя: они или портятся на складах, или на железной дороге, или их уничтожают грызуны. Зимой 1990-1991 г.г. в некоторых районах России появилась реальная опасность голода, и гордый советский режим был вынужден просить продовольственной помощи у Запада. Снова была введена карточная система на продукты питания, а в марте 1991 г. последовало огромное увеличение государственных цен на продовольствие. Характерно для советской действительности, что во время проведения 16 марта 1991 г. референдума сохранении единства СССР, для стимулирования массового участия режим продавал' в пунктах для голосования мясо и овощи из своих секретных резервов, но они кончились еще до обеда [69].

Советы не были одиноки в их доктринерской непредусмотрительности. Польша, бывшая в 30-е годы крупным экспортером продуктов питания, также превратилась в крупного совокупного импортера, хотя ее крестьянство не было коллективизировано; режим, однако, ввел обобществленную систему распределения. Ситуация начала понемногу улучшаться в период 1989-1991 г.г., когда коммунизм был заменен свободно выбранной системой управления. Румыния - другой крупный экспортер в 30-е годы, сохранила некоторую часть экспорта, чтобы получать твердую валюту при жестоком режиме Николае Чаушеску, но лишь ценой голода собственного народа. Венгрия с 1985 г., когда начала вводить рыночную систему, медленно подняла свою производительность труда так, что в 1991 г. она снова стала экспортером. Болгария последовала за ней с некоторым опозданием, но Югославия все еще оставалась совокупным импортером в 80-е годы. Таким образом, группа СЭВ в целом, бывшая когда-то областью больших излишков, теперь превратилась в бремя для всего мира. Ее часто поддерживали продажами по низким ценам продовольственных товаров накопленных Европейским экономическим сообществом, которые со своей стороны являются результатом предосудительной, плохо планированной системой субсидий. Таким образом, одна неудовлетворительная сельскохозяйственная система послужила для того, чтобы сделать еле-еле выносимой другую систему, которая являлась настоящей катастрофой.

В конце 80-х годов даже те немногие из черных африканских государств, которые в 70-е годы, казалось, достигли успехов на пути независимости, как Берег слоновой кости, Кения, Малави, переживали нарастающие экономические трудности и социальные волнения. Судьба старейшего из черных африканских государств - Либерии (основана в 1822 г.) - достойна сожаления: в 1990 г. ее разорвали на части три сеющие смерть личные армии, под командованием соперничавших претендентов на президентский пост. Конфликт усложнился присутствием якобы “миротворческих сил”, введенных соседними государствами, которые присоединились к грабежам, в то время как невооруженное население голодало. В сущности, в начале 90-х годов многие из самых бедных африканских государств практически остались за бортом мировой экономики.